- Подробности
-
Опубликовано 11.04.2016 00:17
КАК ПРЕП. ДАВИД ВСЕХ НАС СОЕДИНИЛ
Еженедельный молебен преподобному Давиду Гареджийскому 25 января 2016 года был особенный. Служил Алавердский митрополит Давид (Махарадзе), сослужили ему архимандрит Мириан (Шенгелия) из храма великомученика Георгия Победоносца в Грузинах, настоятель нашего храма протоиерей Иоанн Каледа и диакон Димитрий Клыков из храма Воскресения в Кадашевской слободе. Молилась преподобному Давиду и настоятельница монастыря в честь Хахульской иконы Божией Матери (Новая Шуамта) схиигумения Иоанна. (http://www.triradosti.ru/index.php/letopis/2785-russko-gruzinskij-moleben) Во мне этот молебен преподобному Давиду пробудил вот какие воспоминания. Постараюсь вкратце, но издалека и последовательно.
В далеком детстве я маме:
- Мамочка, у меня душа болит!
- А где твоя душа, доченька?
- В пятках…
БОН САН, ДОЧЬ НАДЕЖДА: ДАЛЬНИЙ ВОСТОК И КАЗАХСТАНСКАЯ ССЫЛКА
Моя мама, Екатерина, была необычной. По национальности кореянка. По характеру самурай.
В семье есть версия, что бабушка мамы была японкой, звали ее Бон Сан. Отцу сказать «нет» невозможно, даже когда велят выйти замуж за нелюбимого человека. Бон Сан поклонилась, сказала «да», а ночью, прихватив немного денег, драгоценностей и младшего брата, сбежала из Японии на корабле в Хабаровск, в свободную, христианскую Россию. Было это в конце XIX века, до Русско-японской войны. Не столь важно, была ли она на самом деле японкой. Это в семье скрывалось, потому что японцев-оккупантов недолюбливали корейцы и из-за русско-японской войны. Корейской крови в семье потом очевидно было «больше».
Бон Сан (в крещении Анна) в 1904 году родила свою единственную дочь, мамину маму, Ын Ге. Надежда (имя в крещении моей бабушки) успела пройти четыре класса церковно-приходской школы и один класс корейской, она умела писать по-корейски. Надежду рано выдали замуж за сына обедневшего дворянина, сбежавшего из Кореи от долгов, по фамилии Сим. Детей у них родилось много, 11, выжило 9: трое братьев и шестеро сестер. Про судьбу каждого из этой дружной семьи можно написать роман, но не сейчас.
В течение всей своей жизни, до последнего своего вздоха, Бон Сан была во всем самоотверженной помощницей дочери. Многочисленные внуки очень любили свою бабушку, запомнили ее с неизменной длинной трубкой во рту. Я очень любила слушать мамины рассказы про многочисленные «чудеса» ее бабушки, например, как она спасла маленькую Катю от укуса ядовитой змеи, прижгла полынной палочкой какую-то точку на голове…
Мамина мама, Надежда Мироновна, так ее окрестили по-русски, всегда сохраняла спокойный нрав, редкую мудрость и доброжелательность ко всем людям, никогда не озлоблялась, обладала большим чувством ответственности и мужественно сносила все тяготы жизни, пользовалась колоссальным уважением всех, кто с ней соприкасался, многим в жизни протягивала руку помощи, особенно в казахстанской ссылке, часто спасала от голодной смерти, чего люди никогда не забывали, рассказывали своим детям и внукам. Болела много и умерла рано, в 54 года.
Мама родилась в Хабаровске в 1931 году, а в 1937 году всю семью сослали в Казахстан, как много тысяч корейцев. Спасибо, что наших не расстреляли. Мама вспоминала, как они ехали в телячьих вагонах, как холодно и голодно было в казахстанских степях, как люди помогали друг другу выжить, как строили бараки, поэтому тем, кого сослали в 1938 году, «повезло» - их уже встречали и согревали.
Ссылка, конечно, была жестоким испытанием для людей. Но закаляла тоже очень сильно: выживали не хитрые и злые, а добрые и благородные. Ссылка научила мою маму никогда полностью не доверять властям, всегда трудиться, всегда учиться, всегда оставаться человеком во всех сложных ситуациях и помогать ближним в беде. Самая большая похвала в семье была такая – «он благородный человек, держит слово, человек чести».
- Я получила очень хорошее образование, - гордилась мама.
- Ты что, какое образование в глухой казахской степи?
- Глупая, у нас преподавали профессора Московского университета!
КАК КОРЕЯНКА СО СТУДЕНТКОЙ ГРУЗИНКОЙ ВЕЛИ В РИГЕ БЕСЕДЫ О РУССКОМ ДУХЕ И ДУХОВНОСТИ
В Риге мама оказалась в 1961 году, мужа, военного, после хрущевского сокращения, демобилизовали и направили из Казахстана на радиозавод имени Попова. Дали полторы комнаты в коммуналке в центре города. Шикарные по тем временам условия.
Мама оказалась чуть ли не второй кореянкой в столице советской Латвии. И по счастливой случайности в классе, где она преподавала русский язык и литературу, сидел сын «первой» кореянки, архитектора Ольги Васильевны, она сразу взяла над мамой шефство, придумывала ей интересные наряды, сама вязала и шила ей платья. Мама была модницей, но при этом никогда не была легкомысленной, а, наоборот, обладала трагическим мировосприятием.
Самая сильная мамина черта характера – страсть к познанию: она была сначала учительницей русской литературы, вела театральные кружки, литературные герои, поиски смысла жизни привели к философии. Она защитила кандидатскую диссертацию по «категориям мышления», стала преподавать философию, вести философские семинары. У нас всегда дома собирались мамины ученики, бывшие студенты часто становились настоящими друзьями.
Личная жизнь была сложной, часто очень бурной, приходилось самой воспитывать дочь, меня, поддерживать младшую сестру, студентку, приходилось все время подрабатывать. Читала лекции в Доме знаний – в бывшем кафедральном соборе Рождества Христова в Риге, с которого при советской власти сняли кресты, а под куполом разместили Планетарий.
Теперь в этом, прекрасно восстановленном, соборе лежат мощи cвященномуче-ника, архиепископа Рижского Иоанна (Поммерса). А в антиминсе храма Святой Троицы на Грязех – частица мощей священномученика Иоанна, архиепископа Рижского. Вот как бывает.
Мама была театралкой, писала рецензии на спектакли, брала у режиссеров, актеров интервью, а в Риге гастролировали лучшие театры Советского Союза, и Тбилисский театр имени Ш.Руставели тоже. Очень почитались труды грузинского философа Мераба Мамардашвили.
Был у нас друг семьи – Алеко Рижаношвили (так он произносил свою фамилию Рижиношвили, чтобы «объяснить» глубинную связь с нами, рижанами). Когда дядя Алеко приезжал в командировки, то в доме был праздник: откуда ни возьмись, образовывалось шикарное застолье, велись задушевные беседы, пелись разные песни: и грузинские, и латышские, и русские, и советские.
- Что ты хочешь больше всего на свете? - спрашивал меня, тогда дошкольницу, дядя Алеко, подразумевая куклу. – Исполню все твои желания! А потом мы вместе пойдем на рынок и, пока мама с папой на работе, приготовим вкуснейший обед. Ты назначаешься моим поваренком!
- Я люблю ходить в мебельные магазины и смотреться в зеркала, - это была моя тайна, которую можно было доверить настоящему волшебнику.
Так у нас сложилась традиция: гулять вдвоем по Риге, заходить во все мебельные магазины и искать там разные зеркала. А по дороге дядя Алеко рассказывал мне невероятные сказки, трогательные истории про своего сына Котэ…
В общем, когда в 80-х годах на занятиях появилась яркая студентка Ирма, вопрос «Вы грузиночка?» не был бестактным, потому что в нем уже чувствовался кредит любви.
Ирма, в свою очередь, приехала «на Запад», в Ригу, в середине 80-х годов, 
получить хорошее образование, а оказалась все равно в Советском Союзе, в неэмоциональной, сдержанной, не вполне доброжелательной среде. А тут необычный преподаватель философии, с любовью к грузинскому народу, литературе, философии. Необыкновенная хрупкая женщина с обостренным чувством справедливости и готовностью защитить всех, кто в этом нуждался. Она никогда никого не боялась: ни хамов-начальников, ни непорядочных коллег, ни хулиганов на улице. Поэтому были и верные друзья, но и недоброжелателей хватало. Тогда впервые грузинская девушка услышала рассуждения о духовности, о русском духе. Сейчас понятно, как это было в то время опасно, но как это было необходимо.
Я в то время уже в Риге не жила, вышла замуж начале 1981 года, училась и работала в Москве, поэтому Ирму видела мельком, но много про нее восторженного слышала. Потом теплое отношение к их дочери благодарно оценили родители Ирмы, все познакомились: мама ездила в Тбилиси, мама Ирмы, когда навещала дочь в Риге, приходила в гости и к любимому преподавателю. Стали как родные.
В 1988 году мама переехала в Москву, которую очень любила: здесь она училась в философской аспирантуре, здесь у нее были близкие друзья, но главное – здесь родилась ее единственная и горячо любимая внучка. А Ирма получила в Риге диплом – и вернулась в родную Грузию. Потом все вдруг оказались в разных странах. Связь порвалась. А теплые воспоминания остались.
- Как там моя Ирмочка, что с ней стало, наверное, уехала за границу работать, как мечтала, - рассуждала мама.
Она даже представить себе не могла, в какую «заграницу» направилась ее любимая студентка.
ВНУЧКА, ОТЧЕ НАШ И ПОТОП КИПЯТКА
Меня к вере и Церкви привела работа в атеистическом журнале, в редакции которого, как потом стало понятно, было много верующих, но ни одного кондового атеиста. После неудачной первой беременности стала молиться, вымаливать ребеночка. Когда доченька родилась в 1988 году, в год Тысячелетия принятия христианства на Руси, то, конечно, младенца крестили. При этом я оставалась некрещеной, стояла во дворе храма в центре Москвы, боялась одного: вот увидят из редакции, спросят, что я тут делаю, потом уволят. Смешно и стыдно вспоминать.
Младенца же причащать надо, раз крестили. А как причащать, если сама некрещеная. Через год крестилась сама. Начались 90-е годы – стала воцерковляться. По-кавалерийски. Решила силой воцерковлять мужа. Маму. Про мужа – отдельная история.
Мама сопротивлялась мне по-разному, пыталась объяснять, что в Бога верила всегда, а смысл церковных обрядов и прочее не понимает, Бог в душе. Ссорились, говорили друг другу обидные слова. Мирились, конечно. Но тема «крещение бабушки» стала запретной.
Дочка в раннем детстве очень любила ходить со мной на службы. Ей доверяли следить за свечами, она знала молитвы. Воцерковила меня любовь к дочери и пронзительный страх за нее. Любовь к ней объединяла и нас с мамой (правда, позже мы с ней стали ссориться тоже из-за нее же, подростка и взрослой барышни). Однажды бабушка приехала посидеть с внучкой, дошкольницей. Пока я была на работе, состоялся такой разговор:
- Бабушка, а почему ты некрещеная? Мы за тебя записки не можем в церкви подавать.
- Да я молитв не знаю, вот выучу, тогда и решим, - не объяснять же ребенку серьезно о глубоких причинах столь сложной проблемы.
- Так я тебя научу, бабушка! – и прочитала без запинки, горячо и трепетно, «Отче наш».
Бабушка обомлела, прослезилась и обещала:
- Ради тебя, моя любимая, окрещусь!
Когда я вернулась, мама решительно заявила:
- Ладно, зови своего священника, только домой, я знаю, так можно, в церковь не хочу.
Я спорить не стала, боялась, что передумает. Пообещала, что все исполню.
Был у меня знакомый батюшка, его мама была воинствующим атеистом: когда он ушел из аспирантуры физфака, в Духовную академию приезжала с разносом вызволять из пут своего сына, а когда умирала, то почти до последнего не хотела ни исповедаться, ни причаститься, ни собороваться. Поэтому батюшка не стал задавать лишних вопросов, маму мою он знал, назначили день крещения. Не могу вспомнить год, кажется, 1994-й.
Часа за три до этого важнейшего события в нашей квартире случился потоп: в квартире наверху шел «новорусский» ремонт, рабочие сломали полотенцесушку, полил кипяток с 9-го этажа до 1-го. Из всех щелей, из всех розеток, вентиляционных труб хлестал кипяток. Дочка, прижав к себе куклу Барби, поджав ноги, в ужасе сидела на своей кровати и горячо молилась. Промочило все, что было в квартире, в шкафах – одежду, книги... Жуть была жуткая. Еле остановили этот поток, последствия устраняли не один год…
Когда в положенный час батюшка пришел со своим чемоданчиком, он даже не удивился, а буднично произнес:
- Перед Крещением и не такое бывает.
В тот день, чтобы маму утешить, я чувствовала себя виноватой, что так насильно совершили «благое дело», произнесла клятву:
- Мамочка, поздравляю тебя и обещаю, что больше никогда не буду тебя заставлять в религиозном плане, не буду тащить исповедоваться, собороваться и прочее. Дальше ты сама. Спасибо тебе, что крестилась! Мы будем теперь со спокойной душой о тебе сами молиться и просить молитв в Церкви.
Надо признаться, что обещания я сдержала. Даже слишком сдержала. Я ходила в одну церковь, а мама не ходила ни в какую. Это я так думала.
А мама пыталась, как потом выяснилось. Зайдет, вся экстравагантная, в элегантной шляпке, в перчатках, на высоких каблуках, с нерусской внешностью, подойдет к свечному ящику и начнет задавать «мировоззренческие» вопросы. И получала ответ:
- А идите вы в свою Ауюм синрикё!
Дама в шляпке обижалась ужасно, но дочке своей, уж сильно воцерковленной, зашоренной, со многими батюшками знакомой, не жаловалась.
Но если моя мама что решила, добьется.
УЧЕНИЦА ПРИШЛА НА ПОМОЩЬ
- Что сегодня было! Звонок в дверь. Открываю. Стоит какая-то незнакомая, но приятная женщина. «Вы Екатерина Алексеевна? – Да. – Как хорошо, мне матушка Иоанна велела вас найти. – А это кто, матушка Иоанна? – Это ваша бывшая студентка Ирма, помните?» Представляешь, Ирма стала матушкой Иоанной, игуменией православного монастыря в Грузии!
Русская матушка Элпида (что в переводе с греческого значит Надежда), искусствовед, москвичка, приехала из грузинского монастыря проведать свою больную маму и зашла к моей, все оказались рядом с одним метро. Они душевно поговорили, мама пожаловалась: мол, крестилась еще в 90-е, а никак в храм ходить не получается, нет ли хорошего знакомого батюшки в Москве?
Матушка Элпида сразу же позвонила своей игумении: Екатерина Алексеевна нашлась, все с ней благополучно, она крестилась, но никак не получается воцерковиться. Матушка Иоанна московских батюшек лично тогда не знала, но благословила найти храм на Покровке, где почитают преподобного Давида Гареджийского. Туда однажды зашел брат аввы Давида Алавердского, духовника матушек, очень удивился, познакомился с настоятелем храма, они обменялись телефонами «на всякий случай». Матушка Элпида задание выполнила: сама сначала познакомилась с отцом Иоанном и кратко ввела его в курс дела.
Мама отцу Иоанну позвонила… Я не помню, когда это было. Недавно перевернула иконку «Христос в белом хитоне», а там подпись: «Дорогой Екатерине Алексеевне в память о нашем знакомстве. Пусть Господь всегда будет с Вами. С любовью о Христе. Иерей Иоанн Каледа. 11 июня 2007 года».
Клятву не вмешиваться в религиозную жизнь мамы я соблюдала. Вполуха слушала об образованном батюшке, его прекрасной жене, о замечательной семье, о его подвижнике отце. Совсем не слушала, когда мама начинала настаивать, что мы тоже должны ходить в тот храм, к тому батюшке, что надо и внучку туда чуть ли не силой приволочь. Мы с мамой поменялись ролями. Упираться стала я.
Так и жили. Я в своих исповедях каялась, что хочу схватить свою маму, отобрать у нее мобильник, пресечь ее бесконечные общения, привезти на дачу и почти запереть там, потому что жара, потому что стыдно, что она ходит сама за продуктами, что ей совсем не нравится, когда я пытаюсь все за нее решить, что она не дает мне стирать даже постельное белье, а жулькает сама.
- Оставь маму в покое, молись за нее. Пока она стирает сама своими руками, ей только на пользу. И пока сама ходит в магазин за продуктами, у нее есть стимул двигаться. Если ты ее всего этого лишишь, она завянет.
Такой был ответ священника. И очень было грустно, что не было у нас с мамой идиллических (равно послушных мне) отношений. Слово «завянет» запало мне в душу, я старалась с мамой отношения не выяснять и сильно на нее не давить.
К отцу Иоанну мы с дочкой, правда, пришли. Но с корыстной целью – освятить ее машину. Я очень придирчиво на батюшку глядела, а он очень весело и с интересом расспрашивал у дочки про машину. Тогда это была единственно интересной для нее темой, она пребывала в стадии «невольник не богомольник».
Изо всех сил мы старались найти в батюшке что-нибудь не то. Но не нашли. Отец Иоанн нам понравился. Только мы обе чувствовали, но, конечно, не стали это между собой обсуждать, что батюшка определенно знает про нас из исповедей нашей бабушки такое, что даже стыдно ему было в глаза смотреть. Это и стало причиной того, что в храм Живоначальной Троицы на Грязех мы больше не пришли. До поры.
ЖАРА, ИКРА, ИЛИ КАК ОТЕЦ ИОАНН С МАТУШКОМ ИОАННОЙ ПО ТЕЛЕФОНУ ПОЗНАКОМИЛИСЬ
Лето в 2010 году было ужасно жаркое. Жуткое было какое-то: дымели торфяники, у мамы менялись трубы во всем доме и надо было сидеть в Москве. Из-за капремонта в доме часто отключали лифт – и тогда приходилось идти пешком на 9-й последний этаж. А мама болела астмой.
В начале сентября отец Иоанн позвонил моей маме:
- Здравствуйте, моя дорогая Екатерина Алексеевна! Как вы себя чувствуете? Я хочу предупредить вас, что скоро поеду в отпуск недели на две, а когда вернусь, то, если будете хорошо себя чувствовать, то приедете в храм исповедаться и причаститься. А если будете неважно себя чувствовать, тогда сам навещу.
Мама моя очень любила отца Иоанна, когда он приходил к ней домой, то заранее готовилась, не только духовно, старалась соорудить что-нибудь вкусненькое. А что вкусненького может приготовить кореянка? Разное, но корейские салаты обязательно.
Вдруг, через пару дней, отец Иоанн звонит опять и почти приказным тоном говорит:
- Значит так: я буду в ваших краях, заеду к вам, исповедую и причащу.
- Так я же не готовилась, - испугалась мама.
- Ничего, ждите меня, - закончил разговор батюшка.
Мама запаниковала:
- У меня ничего вкусного нет, есть только в заначке баночка икры, а салаты я не успею сделать.
- Перестань, не нужны батюшке твои салаты и икра, - я была раздражена, потому что мама, как всегда, звонила мне не вовремя.
Вечером голос у мамы уже был радостным:
- Доченька, мы так хорошо с батюшкой поговорили, он такой образованный, он знает всех русских философов, тебе обязательно к нему надо ходить. Только поел мало, икра осталась, приезжай после работы – доедим.
Про таинства мы с ней не говорили никогда, хотя я стала замечать, что регулярная христианская жизнь очевидно изменила маму в лучшую сторону, она почти перестала пристрастно выяснять отношения, не предлагала больше «сесть на кухне и серьезно поговорить». Только она стала меня «донимать» своими покаяниями: прости меня, прости, я в детстве тобой мало занималась, вечно работала. Или еще какие-то глупости вспоминала: мол, ты, маленькая, пришла ночью ко мне, попросилась в кровать вместе спать, а я тебя прогнала, потому что негигиенично. Просто не принято было в семье проявлять свои нежные чувства, традиционны были сдержанность, деликатность, даже некая дистанционность в отношениях. Мамины запоздалые покаяния были даже забавны, очень трогательны, но с моими тогдашними обидами совсем не совпадали…
- Мама, какая икра, мне некогда. Ешь сама, тоже мне дефицит. В выходные заеду, если не доешь, тогда доедим.
- А вот еще, главное. Я батюшке говорю, что вы у меня двое таких важных и любимых, отец Иоанн и матушка Иоанна, а друг друга не знаете, давайте я вас познакомлю. Набрала мобильный матушки, она сразу откликнулась, я дала батюшке трубку, и они чуть-чуть поговорили. Как хорошо, теперь они знакомы.
Я на работе, на работе всегда проблемы, в жизни вообще много проблем, взрослая дочка, например, а тут мама про икру, про русских философов, суетится, звонит в Грузию, отвлекает игумению, нужен ли ей московский батюшка, да и батюшка какой-то «левый». Делать ему что ли нечего, со старухой русских философов обсуждать.
Ох, мама, вечно ты ко всем пристаешь! Но на душе было неспокойно. Опять маму обидела, надо было все-таки заехать, посидеть, послушать, не по телефону, поесть эту икру, уважить. Буду чаще ездить, вон она как похудела, осунулась, надо привезти маму в выходные на дачу, разжечь костер, как она любит, посидеть рядом, покормить вкусненьким, поболтать, никуда не спешить.
«КАКОЕ СЧАСТЬЕ, МЫ ВСЕ УСПЕЛИ!»
9 сентября 2010 года, в четверг, у меня выдался случайно свободный день, с дачи мы еще не переехали, собак и котов не перевезли, почти все дачники разъехались. Блаженство: тихо-тихо, тепло-тепло, но почему-то грустно-грустно. Наверное, неспокойно потому, что новый учебный год, много дел, куча страхов по всем поводам и по всем причинам. Пришли соседи, посидели в саду, вместе пообедали, просто поболтали. Все вроде хорошо. Но потом мне соседка сказала, что у меня было лицо такое, будто я что-то очень плохое скрываю, наверное, с мужем поругались, решили они. С мужем мы не ругались, все было хорошо, да и жара эта спала. Все хорошо.
А в пятницу утром, уже в боевом настроении, села за руль, поехала на работу, по дороге мне звонит дочь:
- Мама, а бабушка трубку не берет! Не отвечает ни мобильный, ни домашний.
- Пошла из дома в магазин или посидеть в парк, а мобильный дома оставила. Сколько раз так уже было! – но испугало меня не то, что мама пропала, а то, что дочка всполошилась.
В последнее время ее приходилось заставлять звонить бабушке, приходить к бабушке. Они при встрече бурно выясняли отношения, потом мы с мамой ссорились, а потом и мы с дочкой ругались. Всем хотелось порвать этот порочный круг, каждый винил другого – и опять по кругу.
- Мама, меня коллега отвезет к бабушке, моя машина сломалась, я тебе позвоню.
Тут я еще больше испугалась. Следующий звонок:
- Дверь заперта изнутри, открыть своим ключом не могу, что делать?
- Вызывай спасателей, а я после заседания кафедры приеду.
Я продолжала ехать по заданному маршруту, на работу, так и ехала. Приехала, поднялась на кафедру, села за стол и, в никуда, произнесла:
- Что я тут делаю? Мне надо к маме.
Встала, спустилась, села за руль и поехала к маме. Почему-то не тем путем, что-то напутала, поехала по другой улице. Зашла в подъезд. Лифт не работал. Стала медленно подниматься. Чем ближе я приближалась к 9-му этажу, тем отчетливее стала слышать какой-то нечеловеческий вой, стон. Это плакала моя дочь. Я все поняла. Моя мама умерла.
На лестничной площадке, перед выломанной дверью квартиры стояла моя дочь в окружении, в объятиях, маминых соседей, почему-то они все были дома. Мама с соседями дружила, всех нас они хорошо знали, отнеслись очень нежно.
Не буду дальше подробно. Все было как в тумане, как фильме без звука: много чужих людей, ужасных действий.
Что же сначала надо делать? Кому звонить? Сестрам младшим маминым в Ригу. Надо батюшке, а телефон какой? У мамы был очень красивый почерк. И много записных книжек. И телефонных тоже. Везде на видном месте аккуратно были выложены телефоны самых «важных» людей. Номер батюшки нашелся сразу.
- Отец Иоанн, это Марина, дочь Екатерины Алексеевны. А мама умерла.
- Мариночка! – закричал в ответ отец Иоанн. - Какое счастье, какое счастье, мы все успели! С вашей мамочкой все будет хорошо!
Батюшка меня огорошил, как ведром с ледяной водой резко облил: я ожидала от него сочувствия, утешения, «правильных» мудрых изречений, чего угодно, но только не про «счастье». Он меня «перепрограммировал», я как будто ожила, звук включился. Дальше мне отец Иоанн спокойно, шаг за шагом объяснил, что делать, что он ждет маму в понедельник вечером в Храм. А во вторник отпевание…
Я больше «не видела и не слышала» чужих злонамеренных людей, а они возникли мгновенно, но не было сил реагировать, бояться их. Но вокруг образовалось много, часто незнакомых ранее, добрых скорых помощников. Как будто кто-то крепко обнимал, защищал и направлял меня.
В воскресенье мы с приехавшими родственниками сидели на мамином диване, кормили их после дальней дороги. И ели бутерброды с икрой.
Мы еще не переехали с дачи, я возвращалась поздно, после скорбных сует: еще не все приехали, но уже знают все родственники, еще не совсем ясно, где хоронить, не заказан корейский ресторан (а какой же еще, ведь мы обещали маме справить приближающиеся 80 лет в корейском ресторане). Вот я еду, а впереди крутой подъем на гору, а там указатель «Подпорино» - и вдруг телефонный звонок, неизвестный номер.
- Мариночка, любимая, дорогая, сестра моя! Я знаю про твою мамочку, мою Екатерину Алексеевну! Мне отец Иоанн позвонил. Все сестрички нашего монастыря, которые любили заочно Екатерину Алексеевну, все православные монастыри Грузии молятся о твоей мамочке… - и еще много-много теплых, каких-то сильных слов.
Я заплакала так, что перестала видеть все вокруг, только этой надписи справа - «Подпорино» - держалась, чтобы не съехать с дороги.
ПОЧЕМУ КАТЮ ОТПЕВАЮТ В ЦЕРКВИ, РАЗВЕ ОНА БЫЛА ХРИСТИАНКОЙ?
Никогда не видела такого счастливого и спокойного лица у мамы, какое было у нее в гробу. Это было ошеломительно. Заметили все. Потом, много позже, когда в Акафисте благодарственном «Слава Богу за все», автор митрополит Трифон (Туркестанов), услышала про «отражение славы Твоей на лицах умерших, про неземную красоту и радость», про «торжество достигнутого счастья, покоя», моя душа подтвердила истинность этих слов – я видела это сама.
Маму любили, поэтому народу пришло очень много: конечно, младшие две сестры из Риги, младший брат из Петропавловска, родственники, верные друзья, бывшие студенты, недавние ученики. Многие были давно близки и моему сердцу, а некоторых увидела впервые, знала только по рассказам мамы.
Только почему отпевание? Дочь уж слишком религиозна, это ее идея маму отпеть? Но потом, когда узнавали, что Екатерина уже давно крестилась, несколько лет, как воцерковилась, сильно удивлялись.
Пришли мамины подружки, тетя Нина и тетя Надя, корейские одноклассницы, они дружили долгую жизнь: и на Дальнем Востоке, и в ссылке вместе оказались, и в Москве, уже элегантными дамами, встречались регулярно, угощали друг друга, демонстрировали друг другу обновки, вспоминали былое, часто плакали, часто смеялись, песни пели. Мамины одноклассницы пели «Ариран», а мы намеревались хоть слова выучить. Когда прощались с дядей Сашей, мужем тети Нины, мама мне жарким шепотом все время «приказывала»:
- Запомни, как по корейскому обычаю, я тоже так хочу!
Из корейского обряда в моем сознании сохранился только белый цвет – все были в белом. Раз мама хотела «по-корейски», я купила разные красивые шелковые, чтобы подольше сохранились, белые платки всем нам: мне, дочке, маминым сестрам, племянницам, внучатым племянницам. Как дань уважения маминой корейской родне, которую с далекого детства мы все, разные, уже совсем «некорейские», очень разобщенные, сильно-сильно любим. И не только «за вкусняшки», веселость, легкость, а за бесконечную надежность, деликатность, верность, самоотверженную, часто выжигающую душу и тело, любовь к своим близким, которым такая требовательная любовь иногда бывает обременительна и не по силам.
Только в православном русском храме быть на отпевании в белом – не слишком экстравагантно?
Мне не пришлось долго объяснять отцу Иоанну свое желание быть в белом, он благословил сразу же и поведал, что его мама на похоронах своего мужа, отца Глеба, была нарядной, в белом, и пела «Христос воскресе!»
Так белый цвет соединил и корейскую, и православную нити.
Отец Иоанн отпевал мою маму с такой любовью, что даже неверующие родственники и друзья были тронуты. Стоя перед гробом мамы, я смотрела, ища поддержки, на Иверскую икону Божией матери, на какого-то «приятного» святого (потом я с ним «познакомилась», это был преподобный Давид Гареджийский), смотрела на матушку Ирину и Лену Мискарьянц (http://www.triradosti.ru/index.php/letopis/2783-lenochka-spasibo-za-moyu-mamu), их я увидела впервые, но сразу поняла, что моя мама для них родной человек.
Смерть всегда внезапна, раньше я знала это по литературе, а тут и самой пришлось убедиться. Знала, что душа бессмертна, но не чувствовала никогда до маминого ухода продолжающиеся, только уже невербальные, проявления любви и заботы ушедшего родного человека.
Мамины замечательные друзья просили потом рассказать историю «Как Катя стала христианкой». Мы однажды приметили, что святая Екатерина в свое время переубедила философов, они стали христианами, а в маме моей, философе, в итоге победила, после долгих духовных поисков, христианка. Какое счастье, что она успела.
Когда в феврале 2014 года матушка Иоанна приехала в Москву, она нашла время в своем плотном графике дел и встреч, мы поехали на могилку.
Была снежная зима: вокруг белым-бело, народу никого, только стоят вокруг кресты, кресты. Матушка Иоанна, стоя по колено в снегу, выпрямилась и долго-долго, по-грузински, пела молитвы о упокоении моей необычной и необыкновенной мамочки. Я не понимала ни одного слова, но всем сердцем чувствовала смысл. Стояла позади и плакала, не от горя, а от счастья – знала, что душа рабы Божией Екатерины откликается на такую любовь и такое предстательство. Мамочка, твое доброе отношение к грузинской студентке в свое время вот как отозвалось, вот как щедро вознаградилось, щедрее не бывает, – любовью во Христе.
Потом, когда матушка Иоанна, однажды заехала к нам на дачу летом, я ей шутку сказала, что есть разные исторические места в Москве и Подмосковье. Вот этот подъем – это уже матушкоиоанновские места, и, уже без шуток, что она мне настоящее «подпорино» в жизни.
Все эти годы я часто повторяю эти слова «какое счастье, какое счастье - они успели»: отец Иоанн успел за три дня до ухода исповедать и причастить маму. Что это была за исповедь, тайна, конечно, но я всецело доверяю батюшке, что он свою миссию исполнил. Он превратил с Божией помощью мою маму в христианку. С помощью преподобного Давида Гареджийского – это я тоже без сомнения знаю, уж слишком сильна эта грузинская нить в маминой биографии, с помощью молитв любимой матушки Иоанны и ее сестер, ставшим мне потом таким утешением в жизни и таким счастьем.
Какое счастье, какое счастье, что и мама все успела: познакомить отца Иоанна и матушку Иоанну, какое счастье, думаю я часто, повторяю это на совместных молебнах преподобному Давиду Гареджийскому.
А если бы мама тогда не позвонила в Грузию, были бы совместные московско-грузинские молебны? Конечно, были бы! Только бы преподобный Давид через других людей стал действовать. Но я очень рада, что это была именно моя мама, что я в наследство получила – и матушку Иоанну, и батюшку Иоанна. Что они подружились: отец Иоанн с прихожанами не раз бывал и, верю, будет бывать в Грузии, а матушка Иоанна и авва Алавердский Давид будут всегда, когда приезжают в Москву по делам, служить молебны нашему общему скорому и доброму помощнику – преподобному Давиду Гареджийскому.
Из письма матушки Иоанны мне, после маминого ухода, в 2010 году.
«Не перестаю удивляться Промыслу Божию. Об этом писала и о. Иоанну.
25 лет тому назад мы встретились с Екатериной Алексеевной в студенческой аудитории.
При последнем разговоре с ней, за несколько дней перед кончиной, она мне сказала: “У меня – батюшка Иоанн, и ты у меня – Иоанна. Я хочу вас друг с другом познакомить”, – и передала трубку о. Иоанну.
Воцерковилась я в Лавре преподобного Давида Гареджийского и с о. Иоанном нас познакомил преподобный Давид Гареджийский, которому он так преданно служит в своём храме.
Мы с о. Иоанном еще не встречались. Несколько лет тому назад, когда я уже стала монахиней и захотела узнать, как живёт моя Екатерина Алексеевна, Господь дал возможность передать ей весточку через нашу русскую сестру матушку Элпиду, которая должна была лететь в Москву к своим родственникам.
Долгие годы мы не общались с Екатериной Алексеевной. Поэтому мне не хотелось звонить ей по телефону. Думалось, что лучше будет встретиться с ней. Я даже не знала тогда, какую веру она исповедует. Матушка Элпида встретилась с Екатериной Алексеевной в Москве в её квартире, а потом, по Промыслу Божию, имела благословение встретиться и с о. Иоанном, с которым мы уже заочно общались. Матушка Элпида познакомила Екатерину Алексеевну с о. Иоанном.
И так мы заново приобрели друг друга во Христе.
Я вспоминаю, как в мои студенческие годы мы с Екатериной Алексеевной много беседовали о духовности. Но тогда, в те советские годы, духовность имела другое определение. Христа мы не знали. Как я рада, что мы не потеряли друг друга, а по-настоящему приобрели! Как Господь утешил нас её христианской кончиной! Как я благодарна о.Иоанну за его пастырство! Как я рада за тебя, что маминой смертью ты почувствовала близость Бога и ту “тихую радость”, о которой ты написала!»
Преподобный отче Давиде, моли Бога о нас!
Раба Божия Марина
