- Подробности
-
Опубликовано 27.02.2013 00:00
4 мая 2011 г. на 104 году жизни преставился ко Господу старейший клирик Казахстанской епархии схиигумен Евфимий (Тимаков). Должен родиться гениальный писатель, который сможет выразить величие и боль эпохи, прожитой батюшкой и миллионами наших соотечественников, ту радость, которую получали люди, утратившие, казалось бы, все, но нашедшие самое главное – Бога. Вот, что рассказывал сам батюшка о своей жизни: «Нас привезли из Самарской губернии в степь, на место будущего поселка Новая Тихоновка в середине лета 1931 года. Я был молод, со мной была жена и маленький ребенок. Мы выкопали ямку в метр глубиной, попончиками крышу закрыли и мешок с багажом в головах. Наш младенец прожил в этой яме месяц и умер. А зимой, когда нас перевели в недостроенные бараки, у нас другой младенец родился. Первую зиму свирепствовал тиф, было очень холодно, на пайке жить было трудно, народ ослаб. В 31-м, в 32-м году погибли все дети и старики, и к 33-му году осталась одна молодежь, редко где старика увидишь. А потом и молодые стали умирать. В Тихоновке у нас по двести человек в день умирало. Три бригады копали могилы (два метра ширины, пять метров длины). Зашивали человека в попонку грязную и в яму бросали. Зимой могилы копать не успевали. Покойников складывали в кучи, величиною с дом, по пятьсот-семьсот человек в каждой куче лежало друг на друге, как дрова. Второй наш ребенок тоже умер. А мы с женой выжили благодаря тому, что продали ее пальто на лисьем меху, что ей еще от матери досталось, купили овса, толкли его, ели и чуть живенькие остались.
Я, в числе других спецпереселенцев, работал на Кировской шахте. От шахты до нашего поселка было восемь километров пути. И каждый день надо был ходить по степи туда и обратно. Работаешь в шахте — грунтовые воды, как дождь, льют с потолка. Выйдешь из шахты — весь мокрый, в галошах вода, портянки мокрые, только фуфайку сухую оденешь и бежишь в поселок по тридцатиградусному морозу. Пока прибежишь — одежда примерзнет к телу. Шахтеры шли с работы и замертво падали. И всю зиму на дороге лежали. Бывало, в пургу дороги не видно, а мертвецы вместо вешек лежат по степи. Их весной на телеги собирали. И сам я дошел до упаду. Домой едва живым стал доходить от слабости. Болел сильно — малокровие, рвоты. И долго просил я коменданта поселка разрешить нам перейти жить в землянку при шахте, с трудом выпросился. И когда мы туда перешли, стали жить уже, как в раю. Мне не надо было ходить по шестнадцать километров. А выйду из шахты, через дорогу перейду — и прямо в землянку. Здесь я немного ожил.
До 1934 года у нас священников не было. А в 1934 году из Карлага вышел о. Иаков Пеньков. У старых жителей села Санниковского хранился антиминс, крест и священническое облачение. Все это отдали о. Иакову и он стал тайно, по разным домам совершать богослужения. Много раз его забирали комсомольцы и отводили в комендатуру. Ему запрещали служить, угрожая новым арестом, но о. Иаков отвечал: "Я дал обет Богу и буду служить". Потом батюшку посадили. Мы носили ему передачи. Писали ему записку с перечнем того, что в передаче. Он получит передачу и на обратной стороне записки пишет: «Получил полностью все». А между этого таким тоненьким письмом пишет назидательные слова. Полгода его продержали в тюрьме. Вместе с ним два священника, двое мужчин и восемь женщин из Майкудука, там они монастырь устроили. Потом их погнали на Второй рудник на суд. Мы узнали про это, пошли. Их ведут под сильной охраной, а они идут и поют. Одежда на них хорошая, вид праздничный, идут и поют молитвы. Мы кланяемся, батюшка благословляет. А судья со второго этажа смотрит и спрашивает: «Что за публика там?» Ему отвечают: «Публика эта – их поклонники». «А-а, - говорит, - тогда никакого суда не будет». Позвонил, «черный ворон» пришел, посадили их туда и с тех пор ни о ком ничего не слышали. И потом, уже при Горбачеве, дали в архивах дело отца Иакова Пенькова. Там написано было, что у него спросили: «Ты советской власти друг или враг?» Он ответил: «Другом я советской власти не могу быть, потому что я – верующий, а вы веру гоните». И расстреляли его. Он был смелый. Моему знакомому старичку говорил: "Я хочу пострадать и умереть за веру ".
…Для молитвы собирались тайно по домам. Служили и у меня в землянке. Батюшка велел никому не говорить о службах, только «своим», надежным. Вот прослышали о том бабки, просятся: «Причасти, ты нас, только причасти, мы никому не скажем!» Как таким откажешь. Батюшка причастит. Они выходят из землянки на свет, крестятся и громко так: «Слава Тебе, Господи, как хорошо! Помолились, причастились, а батюшка, какой хороший, а певчие как поют!» Вот так, никому не сказали.
…Во время войны получили разрешение молиться открыто. И тогда к нам пошел народ. Молитвенный дом был в землянке, у Кировской шахты, где мы жили и работали. Буквально под землей служили, окна у нас были на потолке. И когда мы открылись, по пятьсот человек стали на службы собираться. Землянку расширили, пристроили сарайчики и так служили до 50-го года, пока не построили церковь Архангела Михаила.
Митрополит Николай тогда был в Алма-Ате. Приезжал он к нам, посмотрел он на все это и говорит: «Вот в Караганде какой народ: работают под землей, живут под землей и молятся под землей». Служил владыка снаружи, в землянке народ не помещался….» С 1943 года Иван Семенович Тимаков стал духовным чадом преподобного Севастиана Карагандинского, с 1947 года стал помогать ему в хозяйственных делах, стал старостой прихода и устроителем Богородицерождественской обители. Именно ему от лица православного народа Караганды пришлось ходатайствовать перед святителем Николаем Казахстанским за преподобного Севастиана, когда тот был оклеветан перед святителем.
В 1969 году митрополитом Иосифом (Черновым) был рукоположен в сан диакона, а в 1971 в сан иерея. Служил на севере Казахстана, в Петропавловске, и на крайней южной точке – в Панфилове. В 1983 году по состоянию здоровья был отправлен за штат, но продолжал постоянно служить в Богородицерождественском храме Караганды. В конце XX века отец Иоанн был пострижен в великую схиму с именем Евфимий, в 2002 году возведен в чин игумена. По воспоминаниям батюшки, когда ему было около 35 лет, врачи прогнозировали, что с таким здоровьем ему долго не протянуть. Однажды, когда владыка Иосиф хотел отправить за штат преподобного Севастиана, Иван Семенович Тимаков, приехав в Алма-Ату, просил владыку оставить батюшку служить.
- Так он же слабый совсем, - возразил святитель. - - - Владыка, «Господь крепость людем Своим даст, Господь благословит люди Своя миром» , – отвечал Иван Семенович, впоследствии удивляясь, как это на ум могли прийти сами собой эти слова из псалма 28. И можно сказать, строки этого псалма стали символом жизни отца Евфимия.
Священник Александр Угольков. В статье были использованы материалы из книги В.Королевой "Преподобный Севастиан Карагандинский".
